«Нашел здесь то, что когда-то потерял». Японец рассказал, почему больше 20 лет живет в Беларуси
1prof.by запускает проект «Свой среди своих». Наши корреспонденты будут беседовать с людьми, приехавшими в Беларусь из дальнего зарубежья и решившими остаться в Синеокой навсегда. Первым таким белорусом по призванию станет японец по паспорту Акира Фурусава, приехавший в Минск в 2000 году. Мы поговорили с ним про белорусских студентов, русских писателей и японскую кухню.
Хобби, закаленное в огне
– У меня очень странная судьба, – смущенно улыбается Акира Фурусава.
При этом начинается история довольно заурядно. Родился наш гость в небольшом городе Мураяма в префектуре Ямага. В соседней префектуре располагается город Сендай – японский побратим Минска.
В 2002 году в Минске разбили Сендайский сквер. Администрация японского города установила в нем часы на солнечной батарее, которые показывают одновременно минское и сендайское время.
С детства Акира мечтал стать музыкантом. Окончив старшую школу, в которой он играл в оркестре, юноша поступил в консерваторию на музыковеда. Распрощаться с мечтой пришлось, когда пожар дотла уничтожил родительский дом, и Акире пришлось бросить образование, чтобы помочь родителям. И постепенно на передний план начало выходить давнее хобби японца:
– Я с детства увлекался русским языком. У нас в школе проходили видеоуроки по языкам стран мира. Меня заинтересовали странные русские буквы, а в конце урока я услышал русские народные песни. И тогда я стал изучать этот язык в качестве хобби.
Вслед за языком Акира стал изучать культуру соседнего государства. Как музыкант по первому образованию, он, разумеется, не мог не знать, кто такие Чайковский и Шестакович. Но музыкой дело не ограничивалось.
– «Войну и мир» читал, все четыре книги. Но не все японцы это выдерживают. Часто бывает, что в японских книжных магазинах не хватает именно первого тома. Потому что покупатели берут его на пробу и, не осилив, решают не брать три остальных.
Первый перевод «Войны и мира» вышел в Токио в 1886 году. Вместо оригинального названия, которое ничего не сказало бы японскому покупателю, переводчик озаглавил эпопею как «Последний прах кровавых битв в Северной Европе. Плачущие цветы и трепещущие ивы».
Постепенно хобби начало занимать более серьезное место в жизни Акиры. Он поступил в Токийский институт русского языка и даже стал играть в труппе с незамысловатым русским названием «Концерт». На тот момент труппа уже несколько десятилетий ставила в японской столице спектакли на русском языке. В этой же труппе Акира познакомился с девушкой из Узбекистана.
– После примерно полутора месяцев отношений, она вдруг предложила расстаться, – ей нужно было возвращаться на родину. А я, недолго думая, сказал: а давай я лучше поеду с тобой. Она пыталась меня отговаривать: «Узбекистан не Япония, ты не понимаешь, куда едешь!» Меня пытались отговаривать родители: «Узбекистан – это вообще где?!» Я, действительно, ничего не знал про эту страну. Но я тогда был молодым и легким на подъем.
Так Акира оказался в Ташкенте, где стал работать в местном вузе. Однако отношения с местной девушкой не продлились долго, а узбекская столица, действительно, оказалась не похожа на японскую. Особенно по уровню зарплат. И однажды Акира вспомнил, что еще в Токио познакомился с женщиной из Минска, которая работала в их труппе в качестве специалиста по театральному искусству. Позвонившему из Узбекистана давнему знакомому минчанка пообещала помочь с работой в Беларуси.
Что такое Беларусь?
Это был 2000-й год, и жители Японии только-только выучили названия 15 новых стран, появившихся в 1991 году на месте СССР. Поэтому на слово «Беларусь» знакомые и родные Акиры реагировали так же, как и на слово «Узбекистан»: «Беларусь? А это-то что такое? Минск? Это же где-то в России, да?»
Первый русско-японский словарь составил белорус – Иосиф Гошкевич. В 1858–1865 годах он был российским консулом в Японии.
– Постепенно японцы, конечно, начали узнавать про Беларусь. В основном, благодаря вашим спортсменам. Олимпийские игры пользуются в Японии огромной популярностью. Даже когда соревнования шли в Бразилии, в то время, когда японцы должны были спать, они не отлипали от телевизоров. Постепенно друзья, узнавая, где я живу, начали говорить: «А, это там, где Алексей Медведев живет?» (белорусский борец, серебряный призер Олимпийских игр 1996 года, – прим. ред.).
Сначала Акира решил надолго в стране не задерживаться и, усовершенствовав навыки владения русским языком, вернуться в Японию.
– Забавно, но в Узбекистане все говорили мне, что я плохо говорю по-русски. Белорусы же хвалили мой русский. Многие даже не догадывались, что я японец. Думали, что я башкир или якут.
В Минске Акира устроился преподавателем японского языка в БГУ. Параллельно он работал переводчиком на различных официальных встречах. В частности, он сопровождал японскую делегацию осенью 2000 года, когда на Площади Независимости в Минске был установлен Колокол «Нагасаки». Вместе с делегацией Акира попал в детский реабилитационный центр в Аксаковщине.
Колокол «Нагасаки» в Минске внешне полностью идентичен колоколу «Ангел», уцелевшему после атомной бомбардировки Нагасаки в 1945 году.
– Японцы подарили руководству центра и больным детям бумагу для оригами. Врачи тогда растерялись. Говорят, мы не знаем, что с этим нужно делать. А я знал. Дело в том, что, еще учась в Токио, я ездил в лагерь в Магадане, он как раз недалеко от Японии. Аниме тогда еще мало кто смотрел, ребята вообще ничего еще не знали о Японии и смотрели на оригами как на что-то интересное и экзотическое. Так что у меня был опыт работы с русскоязычными детьми. Я вызвался приезжать в Аксаковщину и заниматься с пациентами оригами.
Вскоре Акиру стали звать и в другие медицинские центры, а также в лагеря и школы. Однажды его позвали в онкологический диспансер в Боровлянах. Проработав там несколько дней, японец решил больше туда не ездить. Слишком тяжело было смотреть не детей, которые угасают с каждым днем. Но однажды Акире позвонила бывшая пациентка диспансера, с которой он когда-то уже играл:
– Она попросила меня навестить ее одноклассницу, которая лежала в диспансере в очень тяжелом состоянии. Я поехал. Девочке было очень плохо, но она оставалась очень доброй ко всем и заботливой. Всех поддерживала, кто с ней лежал. Со мной разговорилась: а откуда вы? Ой, вам, наверное, тяжело так далеко от дома? Через три месяца после нашей встречи она умерла. После этого случая я как-то и призадумался, чтобы остаться в Беларуси навсегда.
По японской легенде, тысяча бумажных журавлей могут исполнить любое желание. Легенда появилась благодаря японской девочке Садако Сасаки, которая пережила бомбардировку Хиросимы и заболела раком. Неизвестно, успела ли юная японка доделать все тысячи журавлей, чтобы попросить исцеления, но на ее похороны друзья и знакомые принесли гораздо больше бумажных фигурок. С тех пор бумажный журавлик стал символом борьбы за мир и напоминанием о страшной трагедии Хиросимы.
– Я как-то сказал врачам, что, по-моему, я занимаюсь ерундой. Что японец с оригами никак не поможет этим детям победить болезнь. Но врачи убедили меня, что наоборот, именно такие как я им и нужны. Те кто приходят в больницу, играют с ними, развлекают их. То, чем занимаюсь я, в Беларуси не занимается больше никто. Поэтому я здесь и остался. Важно быть полезным и уникальным. А переводчиков с русского в Токио хватает и без меня.
В поисках утраченного детства
Разъезжая по больницам и реабилитационным центрам с оригами, Акира не забывал про работу в БГУ.
– Я бы сказал, что белорусские студенты более ответственные, чем японские. Школьники в Японии ответственные и старательные, это правда. Потому что в моей стране очень тяжело поступить в университет. В Беларуси наоборот: здесь труднее удержаться в вузе, чем поступить. В Японии же, если ты справился с экзаменами и поступил в Токийский университет, то можешь расслабиться. Ты вытянул счастливый билет и поступил в престижнейший вуз страны.
Студентов, не сумевших сдать вступительные экзамены и вынужденных ждать год для новой попытки, японцы зовут ронинами. Так в средневековой Японии называли самурая, оставшегося без феодала.
При этом, отмечает Акира, между студентами и преподавателями в его стране очень крепкие отношения. В такой компании можно отправиться на рыбалку, в поход, на экскурсию, можно даже вместе заняться спортом.
– Меня часто спрашивают, почему я не вернусь в Японию. Там ведь лучше зарплаты, лучше уровень жизни. Да, это правда. Но при чем тут все это, если в Беларуси мне просто хорошо? Если я, можно сказать, нашел то, что потерял в детстве? Минск – очень зеленый город. И когда спрашиваешь белорусских студентов или школьников об их досуге, они отвечают, что любят гулять. Просто гулять. И это здорово. Это напоминает мне, как я в детстве гулял по родному городу. Когда же я уезжал из Японии, у тамошних детей уже стали появляться первые игровые приставки.
Вскоре Акира женился на белорусской девушке, у него родился сын. Чтобы воспитывать ребенка, мужчине пришлось найти работу по более гибкому графику. В 2010 году он начал давать частные уроки японского языка. В 2014 году на основе этих курсов вырос Центр изучения восточных языков.
– Основная часть учеников – это, конечно же, анимешники. Однако далеко не все из них заканчивают даже трехгодичный курс. Во-первых, это довольно сложный язык. Во-вторых, я очень требовательный. Но это по белорусским меркам. По японским-то я очень даже мягок. Но белорусских учеников прямо в шок ввергает факт, что перед посещением занятия нужно готовить домашнее задание. Хотя это обычная практика.
Беларусь за всю историю попала в аниме два раза. В первом сериале («Хеталия и страны Оси») японцы персонифицировали нашу страну в виде молодой красивой девушки в пышном сиреневом платье. Во втором («Код Гиасс: Изгнанный Акито») небольшой белорусский город Слоним стал ареной для битвы гигантских человекоподобных роботов.
Понятно, что после нескольких лет просмотра аниме можно начать легко ориентироваться в японском быте. Однако, японцем так все равно не стать. Поэтому даже у своих учеников Акира часто находится странные представления о японской жизни.
Еще один стереотип – любовь японцев к суши. Однако суши даже в Японии далеко не бюджетное блюдо, его едят в основном по праздникам.
– Что касается минских суши, то есть несколько мест, где они мне нравятся. А вот остальные японские блюда не очень. Еще нигде не встретил по-настоящему хороший рамен, например. Зато мне очень нравятся драники. А еще мачанка. Она сыну очень нравится, я ее даже готовить умею. Еще до мечты о музыкальной карьере, я хотел быть поваром. Я до сих пор подумываю открыть в Минске японский ресторан. Найду инвестора и осуществлю свою мечту, тогда и минчане смогут отведать настоящей блюда аутентичной японской кухни, – подытоживает Акира.
Никита ГРЕБЕННИКОВ
Фото героя