Жизнь на фоне войны: как жили в тылу Великой Отечественной по обе стороны фронта

Не бойся, доча, то ли еще будет

Надежда Горбачева редко разговаривает с журналистами. Говорит, нет в моей истории ничего героического. Вон, у брата и папы да, они на фронте были, а у меня-то? И на протяжении интервью несколько раз повторяет это, словно извиняясь. А потом говорит:

– На третий день войны смотрим с девочками – паровоз к станции несется на всех парах, гудит, разрывается. А за ним гонится немецкий самолет. Подлетел, бомбу сбросил, а она чудом не долетела, – упала рядом с лесом. Мы потом бегали туда, чтобы на воронку оставшуюся посмотреть. Затем пошли в гости к одной подруге. Смотрим – пролетел немецкий самолет и сбросил листовки. А потом сделал петлю и как пошел из пулемета строчить! И мы все – под лавку!

К этому времени девочке Наде было 13 лет, она жила под Брянском в семье из мамы-домохозяйки, папы-работника электроцеха на заводе и еще пяти детей. Шестой – старший брат Петр – в это время служил летчиком-истребителем во Львове и встретил первый день войны в небе. Уже 23 июня 1945 года Надя услышала по радио, что ее брата приставили к ордену Красной звезды. Его самолет подбили. 

– Тогда все думали, что он мертв. А он упал под Нежином, там же проснулся в госпитале. Но немцы быстро наступали, поэтому вскоре пришлось эвакуировать и Нежин. Сказали: уезжайте, кто куда может. Его семью уже увезли в Саратов, он решил нас навестить. В тот вечер мы не включали свет, а по городу ходило много военных. Они постоянно заглядывали ко всем в дома и что-то проверяли. Поэтому мы даже не обратили внимание на очередного военного, пока он не спросил: «Это вы так сына встречаете»?

Но под Брянском воссоединившаяся семья оставалась недолго. Фашисты продолжали наступать. Надин папа не обязан был идти на фронт, ему было уже 47 лет. Тем не менее, он сам записался в истребительный батальон. Их собирали из добровольцев: партийных и профсоюзных активистов и просто не призывных по возрасту. Это означало, что Надиной семье больше нельзя было оставаться в этом городе, – немцы не щадили родственников идейных коммунистов. Мама с детьми села на эшелон и поехала в Пензенскую область в поселок Каменка. Старший брат, еще не отошедший от ранения, поехал с ними. 

– По дороге нас постоянно бомбили. Начиналась бомбежка, и люди вылетали из вагона. А брат нам не давал. Он всех нас обнимал и говорил: нет, давайте лучше обнимемся, помирать так вместе. Мы решили, что так и правильнее. Что нам в лесу делать поодиночке, если заблудимся или поезд разобьется? Ждать, пока немцы найдут? А так, если кого ранят, мы и помочь быстро сможем. 

Петр высадил родственников в поселке Каменка, а сам поехал к жене в Саратов. Оттуда он снова направился на фронт и домой уже не вернулся. В 1943 году он погиб в возрасте 28 лет. Надя же, оставшаяся с семьей в Каменке, стала помогать маме, устроившейся санитаркой в госпиталь. Вместе они убирались в палатах, разносили лекарства, перевязывали раны привезенным с фронта солдатам, вязали им шапки Гиппократа, а еще мыли бинты. В годы войны не хватало даже таких необходимых вещей, поэтому повязки разматывали, мыли, гладили и заматывали в рулон, как новые. 

– Сначала боялась вида крови. Страшно было смотреть на молодых парней, которые поступали то без руки, то без ноги, то без глаз. Мне как-то очень пожилой боец сказал: не надо бояться, доча, еще и не такого насмотришься. Постепенно, конечно, привыкла. Когда уже потом училась на врача, мы поехали с группой в морг на вскрытие. Всей группе было плохо. А я и не такого насмотрелась, поэтому преподавателю даже помогала. В итоге он одной мне в тот день пятерку поставил.

Были и тифозные больные, после которых Надя ночевала прямо в больнице – чтобы не занести заразу в дом. После освобождения Ленинграда в Каменку повезли изможденных голодом блокадников, которые часто умирали из-за переедания.

В ноябре началась школа. В ноябре, а не в сентябре, потому что первые два месяца осени ребята, часто тоже эвакуированные из Украины или того же Ленинграда, помогали колхозам со сбором урожая. Мужчины ушли на фронт, колхозникам нужно было больше рук. Да и во время уроков учеников часто отправляли на подмогу взрослым. Например, если приходил эшелон с раненными. При этом Надя продолжала помогать маме в госпитале. Она приходила туда с утра, перед школой, и возвращалась после школы. 

– Я помогала солдатам писать письма родным, под диктовку. А еще научилась гадать на картах. Гадала женщинам, которые работали в госпитале и ждали родных с фронта. Старалась говорить им только хорошее. Иногда сбывалось, но только случайно. Дети есть дети, даже в таких условиях.

А условия были тяжелыми не только из-за работы в госпитале, но и из-за тягостного ожидания и ежедневного страха получить по почте похоронку. После приезда в Каменку в армию ушла старшая сестра Нади, которая стала пулеметчицей и с боями дошла до Бессарабии. Затем в 1942 году призвали другого брата, который стал десантником. Ему повезло больше, чем Петру: он не получил ни одного ранения, дошел до Берлина, получил две медали «За отвагу», а также награды за освобождение Вены и Будапешта. Правда, домой вернулся только в 1950 году, – занимался обучением других военных. 

Долго не было весточек от отца. Он партизанил в родной Брянской области и даже на несколько дней угодил в плен:

– Его предал свой же. Ночью, когда папа стоял на посту, один из партизан вывел к лагерю полицаев. Отца приложили прикладом, но перед эти он успел выстрелить. Услышав выстрел, другие партизаны успели уйти. Папу же приволокли в лагерь. Он спасся, смешавшись с пленными гражданскими, – формы-то тогда у партизан не было. Бежать пытался два раза. В первый раз его поймали и избили прикладами. Во второй он и еще два человека смогли прорваться к своим.

День Победы он встретил в Кенигсберге, а в июле 1945 года приехал в родной поселок. Надя с семьей уже была там и занималась восстановлением своей родины наравне со взрослыми. Немцы оставили от этого места лишь трубы и обугленные стены. По решению отца дочь прекратила работать и доучилась десять классов. 

– А в 1946 году к нам уже приехали пленные немцы. Их сюда пригнали восстанавливать город. Сначала они боялись, назывались то чехами, то еще кем. Когда все узнали правду, ко мне прибежали племянники. Кричали: тетя, тетя, а говорят немцы звери, а они не звери, они люди, прямо как мы. 

Главное было – пережить день

Александр Елисеев хоть и числится тружеником тыла, но во время войны даже успел послужить. Правда, это был запасной полк. В октябре 1943 года семнадцатилетнего парня призвали в армию, три месяца он учился на пулеметчика, а затем исплавал все Балтийское море на военном корабле. Параллельно он пытался закончить школьное образование. Ведь, когда немцы пришли в его деревню – Берестовец в Гомельской области, – Александру было всего четырнадцать.

– Я хорошо помню 22 июня 1941 года. Мне тогда было 14 лет. Мы с пацанами в тот день возвращались с речки, когда в небе начало происходить что-то странное. Мы легли на траву и стали смотреть на бой между пятью самолетами с крестами и двумя со звездами. Потом побежали домой. Там уже знали, что началась война. 

Мужчин из деревни, в том числе, отца Александра, сразу же забрали на фронт. Больше весточек от него парень не получал, потому что уже в августе Берестовец захватили немцы.

– Основные их части пошли дальше, а те, кто остался в тылу, принялись наводить порядок, как это у немцев и было принято. В первую очередь, узнали, кто в деревне был «коммунист»: глава каких-то объединений, активист, иногда просто учитель. Всех их куда-то увезли. Никого из них мы больше не видели.

После этого фашисты ушли из деревни, но регулярно появлялись снова. Карательные отряды ставили пулеметы на всех выездах из деревни и оставались там на несколько суток. У колхозников отбирали еду и скот. Настоящая охота была на людей – на взрослых мужчин и подростков от 15 лет. Их угоняли на работы в Германию. Иногда забирали девушек – работать прислугой в немецких семьях. 

– Надо было всегда быть на чеку. Если кто-то узнавал, что идут немцы, мы вместе с другими парнями уходили в лес и сидели там, пока фашисты хозяйничали в деревне. Однажды мы ушли вместе с другом, а чуть позже решили проверить – не ушли ли немцы. И попали в засаду, по нам начали строчить из пулемета. Еле ноги унесли. 

Немцы старались не соваться в леса. Там в годы войны действовала большая и сильная Рогачевская бригада партизан. Двоюродная сестра матери Александра была начальником политотдела в этой бригаде. Подпольщики тоже приходили в деревни за провиантом и людьми. Но они ничего ни у кого не отбирали. Люди сами давали, если было что дать.

– Приходилось и своих партизан выручать, и немцам «дань» платить. Ужимались кто как мог. Была одна задача: дожить до завтрашнего дня. Конечно, настроение в деревне у всех было подавленным. Труд был тяжелым, все мужчины ушли на фронт. При этом люди друг к другу относились хорошо. Мы же из одного колхоза, всю жизнь рядом жили. Я даже как-то не припомню, чтобы у нас предатели в колхозе были. 

Освободили деревню к октябре 1943 года. Этот день Александр помнит хорошо:

– Была очень неспокойная ночь. Я тогда у дедушки спал. Точнее, пытался уснуть. Вокруг деревни шли бои. А к трем часам ночи вдруг стало тихо. Я вышел и по совершенно пустым улицам пошел к своему дому на окраине деревни. Смотрю вокруг: все окна выбиты, сараи открыты, все развалено, в нашем доме корову угнали. Встретился с другом, стали бродить вдвоем. Увидели, на холме рядом с деревней кто-то стоит, пошли смотреть. Когда подошли ближе, увидели, что к нам бежит солдат и кричит по-русски: «Стой! Куда на мины?» А мы итак знали, что мины. Мы ведь только что прошли по деревне и видели повсюду синие проводки. Немцы часто так делали, когда отступали. 

Вслед за красной армией, в колхоз пришли и письма от отца – сразу несколько. Из них родные, наконец, узнали как не повезло и одновременно повезло главе семейства на фронте. Не повезло, потому что под Сталинградом отец Александра попал под завал после взрыва, его чудом успели вытащить. Долгое время он лечился от тяжелой контузии, из-за которой не мог ни слышать, ни говорить. Повезло же, потому что и слух, и речь к нему постепенно вернулись. Он снова пошел на фронт, с боями дошел до Германии и в 1945 году вернулся в родную деревню.

Александра в это время на родине уже не было. После призыва, он сначала отправился учиться под Минск. Во время трехмесячного обучения молодой боец успел посмотреть, на что столица стала похожа при нацистах:

– Когда я приехал в Минск, я прошел от вокзала до Уручья. То есть, практически, через весь город. Особенно страшная картина была в районе Площади Независимости. Там, где стояли дома, были разбитые груды. Просто куча кирпича, труб и мусора. Это страшное зрелище. Расчищена от всего этого была только узкая улочка. 

Получив военную специальность, парень поехал под Могилев. Там располагались большие склады с боеприпасами. Охраняя их, Александр и встретил День Победы:

– В тот вечер внезапно начали стрелять из ракет, из всего, я сначала не понял, что произошло. Потом уже пришел разводящий и сказал: война закончилась. 

Никита ГРЕБЕННИКОВ

Фото автора