Наверх

«Решили с женой, что в Чернобыль поедет кто-то один. Чтобы второй смог вырастить детей». Врач-хирург о работе в зоне заражения, радиоактивных гусях и неверии пенсионеров в радиацию

26 апреля 2020

Геннадий Кондратенко – человек не из мнительных. С его-то профессией и стажем за плечами – оно и понятно. Хирург, в медицине 50 лет. Экс-заведующий хирургическим отделением 10-й городской клинической больницы в Минске. Заведующий хирургической кафедрой в Белорусском государственном медуниверситете. Доктор медицинских наук. Профессор. Сильный человек. Но стоит заговорить о Чернобыле, как в его волевом голосе слышится волнение. Даже спустя столько лет воспоминания о трагедии не даются медику легко: он до сих пор жалеет пострадавших местных жителей и преисполнен благодарности к ликвидаторам, отдавшим Чернобылю свою жизнь. Сам Геннадий Кондратенко в 1986 году около месяца отработал врачом в наиболее загрязненном районе – Брагинском. Смерти особо не боялся. Говорит, что остался цел и невредим, наверное, благодаря соблюдению мер безопасности и Божьему промыслу.

Апрель 1986 года. В то время мой собеседник жил с женой и двумя маленькими дочерями в пригороде Гомеля. Он –  практикующий хирург, супруга – тоже медик, заведующая терапевтическим отделением. Об аварии узнали, как и многие другие, – из скупого радиосообщения. Но, в отличие от многих, поняли: случилась катастрофа.    

– У нас с коллегами в распоряжении были дозиметры. В то время система гражданской обороны была на высоком уровне, и медики имели доступ к таким приборам, – вспоминает Геннадий Георгиевич. – Включили – а показания зашкаливают. После нескольких попыток подумали, что дозиметры просто не исправны, и оставили это дело.  Но чувство тревоги осталось. 

Через два дня Геннадий вместе с коллегами вышел на майскую демонстрацию. Медикам рекомендовали принять в ней участие, – чтобы население не паниковало. Раз врачи в шеренге – значит все хорошо. 

– Люди на демонстрации спрашивали, как защититься от радиации, – говорит собеседник. –  Я, насколько позволяли знания, советовал: побольше дома оставаться, марлевые фильтры с сеткой на форточки вешать и несколько капель йодной настойки, разведенной в воде, принимать.  Своих детей мы с женой просто заставляли это делать…. А через 5-7 дней в больницу стали привозить жителей 30-километровой зоны. И вот тогда масштаб людского горя стал более понятен. Тяжело было на них смотреть – угнетенные, потрясенные. Пациенты приезжали с пустыми руками, им не разрешалось ничего с собой брать. Многие плакали и без конца повторяли, что потеряли все. Новых пациентов сразу тщательно гигиенически обрабатывали («смывали» радиацию), одежду-игрушки завязывали в целлофановые пакеты. Но даже после всех процедур пациенты показывали довольные высокий уровень излучения. Особенно жалко было поступивших в больницу детей. Помню, как моя жена относила им игрушки наших дочерей. И иногда перед уходом на работу не могла сдержать слезы. 

Но вскоре супругам пришлось переживать уже за свою жизнь. На одном из совещаний медицинскому персоналу объявили: предстоит ехать в особо пострадавшие районы, вахтовым методом, на 15 дней. 

– Дома мы посоветовались с женой и приняли решение: поехать должен кто-то один. Чтобы если что случится, было кому вырастить детей. И таким образом я два срока отработал за себя и за супругу в одном из самых зараженных районов Беларуси – Брагинском. 

Отказаться от командировки врач даже не подумал. И особо не переживал. Говорит, стрессоустойчивым человеком к тому времени был, отслужил срочную службу в армии. Да и советское воспитание сказывалось: испытывал чувство долга, считал, что сделать можно многое –  только панике поддаваться не надо. 

Через пару дней командированному хирургу выделили машину, определили в помощь лаборанта и группа отправилась в путь. Чем ближе подъезжали, чем чаще видели, как военные смывают с дорог радиоактивную пыль. Ловили себя на мысли, что на обочинах уровень радиации просто жуткий и – ехали дальше. Машину тоже часто останавливали: военные дозиметристы измеряли уровень радиации. Самым «грязным» местом в машине оказались колеса и арки.

Разместили медиков в районной больнице. Здесь они и жили, и работали. Принимали экстренных хирургических больных, но главной целью было осматривать местных, оставшихся в деревнях. По зараженным селам Геннадий с помощницей ездили с утра до ночи. Обследовали «отказников от эвакуации», брали анализы, выписывали любые лекарства, в том числе импортные, и бесплатно. Если кому становилось плохо, забирали в больницу.

– Мы работаем, а в военные в это время смывают радиоактивную пыль с крыш домов, – рассказывает Геннадий Георгиевич. – Упираются одной ногой в борт машины, другой – в крышу, и, сантиметр за сантиметром, снимают с шифера «грязь» скребками. Срезали они и верхний слой почвы, увозили на могильник. Труд тяжелейший, но иногда напрасный. Помню, как военные решили вывезти грунт с участка дороги между деревней и озером. Сделали. А на следующий день дозиметры снова зашкаливали. Оказалось, что по этой дороге на водопой ходили домашние гуси-утки, оставляя за собой помет. Вот эти испражнения и давали немыслимый уровень радиации. Там все было заражено: и птицы, и трава, которую они щипали, и вода, которую пили. 

К слову, самим медикам тоже приходилось пить воду из местных источников. Ощущали постоянную сухость во рту, жажду, першение в горле и понимали, что это признаки радиации.  

– А некоторые местные жители и вовсе не верили в ее существование, – продолжает собеседник. – Даже мой шофер в свободное от работы время ходил в лес и вязал березовые веники для бани. Я ему говорю: «Ну что ж ты что делаешь?» А он в ответ: «Радиация – это чья-то выдумка».  К сожалению, и он, и моя лаборантка Жанна спустя какое-то время ушли из жизни…

***

За работу в Чернобыльской зоне Геннадий Кондратенко награжден специальным знаком участника ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Впоследствии он защитит диссертацию, получит высшую категорию и его пригласят на повышение – в только что открывшуюся столичную «десятку». К слову сказать, такого близкого Чернобыля в жизни Геннадия могло и не случиться. По другому жизненному сценарию он, круглый отличник медицинского вуза, ленинский стипендиат, должен был остаться в Минске. После распределения Геннадию предложили работу в клинической ординатуре, но он отказался, простодушно попросив комиссию перераспределить «туда, где нужны хирурги». Так Геннадия отправили на Гомельщину.  

– Значит, так надо было, – говорит собеседник. – Я ведь думал отработать в регионе 2-3 года, а остался там на 11 лет…  Возвращаясь к теме Чернобыля, я хотел бы сказать, что специалисты, которые там оказались – ликвидаторы – они все же в определенной степени защитили людей от распространения радиации. Сегодня нужно их вспомнить, поклониться, встать на колени перед теми, кто погиб. Знаете, мы сейчас, с коронавирусом, наверное, переживаем нечто подобное. Эту инфекцию, как и радиацию, никто не видит, не чувствует, но она может быть разрушительна. И все же я полагаю, что человечество общими усилиями справится и с этой бедой. Надо просто правильно к ней относиться – давать полную информацию, защищаться и защищать друг друга. 

Елена ОРЛОВА

Фото из личного архива героя

Лента новостей
Слушать радио
Новое радио Народное радио
Лента новостей
26 апреля 2024 25 апреля 2024 24 апреля 2024
Все новости